La Berline arrêtée dans la nuit
Oscar Venceslas de Lubicz Milosz
La Berline arrêtée dans la nuit
( Collapse )
Оскар Владислав де Любич Милош
Карета, остановленная в ночи
Ждём ключей.
Он их ищет, бесспорно,
Меж одежд Текли, обретшей покой
Уж лет тридцать назад.
Слушайте, госпожа, шёпот древний, глухой
Шёпот ночных аллей…
Так мала и слаба, завернутой в плащ мой
Понесу тебя через тёрн и крапиву
К чёрной замковой двери.
Так же и пращур, возвратясь из Верчелли,
На руках нёс избранницу мёртвую, будто не видя потери.
Что за дом – чёрный, странный, немой,
Для моего дитя!
Это грустная сказка, знаете, госпожа.
Их тела далеко друг от друга лежат.
Сотню лет спустя
Место для них остаётся
На вершине холма. Род их на мне прервётся.
О, Пани этих руин!
Мы услышим в красивой детской
Невозможную тишину –
Это я собрал по соседству
Голоса тех, с портретов и рыцарских лат.
Так, порою, когда ложился в кровать,
По весне иногда, невпопад,
Слышал я странный звук, отходя ко сну –
Их сердца продолжали стучать.
Что за край достался тебе, дитя моё бедное!
Лампа погасла, луна в облаках.
Слышно сову, что ищет дочек своих впотьмах.
Ждём ключей.
Отдохните немного, моя госпожа. Спи, дитя,
Положи на плечо моё голову бледную.
Ты увидишь – под сводом июньских небес,
Весь в цветах он, точь-в-точь
Королевы безумной любимая дочь,
Неспокойный бессонный лес.
Вот вам плащ мой старый дорожный,
На лице вашем видно осеннего снега печать.
Обернитесь в него осторожно,
Я же вижу, вам хочется спать.
Снова лампы луч, скользит от порывов резких.
Это было уже, в мечтах моих детских.
Ничего я не слышу, нет, госпожа.
Он уже очень стар,
Говорит невпопад.
Явно отправился пить, бьюсь об заклад.
Чёрный дом тот, а дитя моё боязливо!
Мы в самом сердце Литвы молчаливом.
Ничего я не слышу, нет, госпожа.
Двери забиты,
Замки поедает ржа.
Ставни закрыты,
Их мёртвый оплёл виноград.
Дом возвышается, будто ещё чернее.
Листья годами ложатся за листьями на аллеях.
Все слуги мертвы.
Я потерял свою память.
Это дитя так доверчиво, дом тот столь чёрен!
Более ничего из того, что здесь было, я вспомнить не волен.
Разве что предка опять, оранжерею и театр –
Там из руки моей ели совята,
Сквозь жасмин глядела луна.
Бесконечно давно.
Тишина отдаётся шагами,
Тень. Вот и Витольд с ключами.
La Berline arrêtée dans la nuit
( Collapse )
Оскар Владислав де Любич Милош
Карета, остановленная в ночи
Ждём ключей.
Он их ищет, бесспорно,
Меж одежд Текли, обретшей покой
Уж лет тридцать назад.
Слушайте, госпожа, шёпот древний, глухой
Шёпот ночных аллей…
Так мала и слаба, завернутой в плащ мой
Понесу тебя через тёрн и крапиву
К чёрной замковой двери.
Так же и пращур, возвратясь из Верчелли,
На руках нёс избранницу мёртвую, будто не видя потери.
Что за дом – чёрный, странный, немой,
Для моего дитя!
Это грустная сказка, знаете, госпожа.
Их тела далеко друг от друга лежат.
Сотню лет спустя
Место для них остаётся
На вершине холма. Род их на мне прервётся.
О, Пани этих руин!
Мы услышим в красивой детской
Невозможную тишину –
Это я собрал по соседству
Голоса тех, с портретов и рыцарских лат.
Так, порою, когда ложился в кровать,
По весне иногда, невпопад,
Слышал я странный звук, отходя ко сну –
Их сердца продолжали стучать.
Что за край достался тебе, дитя моё бедное!
Лампа погасла, луна в облаках.
Слышно сову, что ищет дочек своих впотьмах.
Ждём ключей.
Отдохните немного, моя госпожа. Спи, дитя,
Положи на плечо моё голову бледную.
Ты увидишь – под сводом июньских небес,
Весь в цветах он, точь-в-точь
Королевы безумной любимая дочь,
Неспокойный бессонный лес.
Вот вам плащ мой старый дорожный,
На лице вашем видно осеннего снега печать.
Обернитесь в него осторожно,
Я же вижу, вам хочется спать.
Снова лампы луч, скользит от порывов резких.
Это было уже, в мечтах моих детских.
Ничего я не слышу, нет, госпожа.
Он уже очень стар,
Говорит невпопад.
Явно отправился пить, бьюсь об заклад.
Чёрный дом тот, а дитя моё боязливо!
Мы в самом сердце Литвы молчаливом.
Ничего я не слышу, нет, госпожа.
Двери забиты,
Замки поедает ржа.
Ставни закрыты,
Их мёртвый оплёл виноград.
Дом возвышается, будто ещё чернее.
Листья годами ложатся за листьями на аллеях.
Все слуги мертвы.
Я потерял свою память.
Это дитя так доверчиво, дом тот столь чёрен!
Более ничего из того, что здесь было, я вспомнить не волен.
Разве что предка опять, оранжерею и театр –
Там из руки моей ели совята,
Сквозь жасмин глядела луна.
Бесконечно давно.
Тишина отдаётся шагами,
Тень. Вот и Витольд с ключами.